Очень надеюсь, что идея скопировать знаменитые перформансы потерпит крах - настоящий перформанс неповторим
Эта история началась в ноябре, когда интернет-сообщество было взволновано появлением загадочной группы анонимных авторов, назвавшихся «Сорняками». Они заявили о начале своего проекта под ником tajiks-art.
Многие художники и институции получили рассылку с рекламой услуг, предлагаемых бригадой таджиков. Таджики были готовы незадорого повторить известные перформансы (ответ организаторов премии Кандинского можно прочесть здесь). Случилось это прямо перед приездом в Москву Марины Абрамович и выглядело как ее критика, а также развитие поднятой ею ранее темы о возможности повторения перформанса. Про это мы писали здесь.
Все были заинтригованы — спорили, чей это проект, кто за ним стоит, подозревали друг друга. Лично я подозревала группу Art Business Consulting — приверженцев рекламного подхода и офисных структур (поскольку в рассылке фигурировали исполнительный директор, замы, секретари). Чтобы снять подозрения, я организовала собственное расследование: провела опрос, на всякий случай даже поговорила с Виктором Мизиано, лучше всех разбирающимся в таджикском искусстве. Но никто ничего не знал. В конце концов мне удалось связаться с самими «Сорняками». Как и следовало ожидать, ими оказались «фенотипические европеоиды» — две девушки и молодой человек из Санкт-Петербурга, все 1984 года рождения, для которых таджики «собирательный образ и недорогая рабочая сила». Род занятий — «научная и преподавательская деятельность, музейная работа, иллюстрация». Участвовали по отдельности в двух групповых молодежных выставках современного искусства. Это первый проект, который делается ими вместе. Лидера у них нет.
Свои вкусы и взгляды «Сорняки» описали так: «Политически нейтральные, но интересуемся. Эстетически терпимые. Любимые художники — Adam Zaretsky, The Yes Men, Великанов. Симпатизируем группе “Бомбилы”». В числе повлиявших на них художников они назвали питерского автора Кирилла Шаманова. Считают они себя больше кураторами, чем художниками. Мечтали бы повторить «самые денежные перформансы» — Бойса, Абрамович, Кулика.
На днях виртуальному миру был предъявлен их первый видеопродукт — рекламный ролик, где сымитирована документация: молодая таджичка, повторяющая тот перформанс Марины Абрамович, что был показан на вручении последней премии Кандинского.
Независимо от своей дальнейшей успешности проект «Сорняков» поднимает множество важных и больных вопросов жанра, переопределяет его задачи и границы, проблематизирует критерии. Ведь если понимать перформанс как «живую картину», то ее, вероятно, можно скопировать, что и сделали «таджики». С другой стороны, не надо быть Беньямином, чтоб заметить исчезновение «ауры» перформанса при подобной, именно что технической, его воспроизводимости — в фотошопе и видеопрограммах.
А значит, невозможно воспроизвести таинство акций КД или Германа Виноградова, невозможно повторить перформанс Мавромати с невыносимой болью без анестезии, как невозможно скопировать биографию. Неслучайно «таджики» отказались выполнить заказ Мавромати на самораспятие у ХХС — под тем предлогом, что опасаются гонений со стороны церкви. Поэтому я, сторонница классическо-романтического понимания перформанса как «подвига во имя искусства», как инициации, надеюсь, что блестящая идея проекта «Сорняков» потерпит крах или ограничится чистым концептом.
Впрочем, каким бы ни был исход проекта, это все равно будет «хороший перформанс». Ведь попробовать повторить подвиг — уже подвиг (это продемонстрировала Марина Абрамович в 2005 году на Первой нью-йоркской биеннале перформанса «Перформа», отнюдь не механически повторив самые известные перформансы ХХ века — Бойса, Аккончи, Бердена).
Доказать же, что подобный перформанс неповторим (если вообще осуществим), — не меньший подвиг, поскольку попытка по определению обречена.
«Таджики» символически разрубили ореол неповторимости перформанса. При этом мне кажется, что проект Сорняков ближе не столько к пародийно-критической акции Авдея Тер-Оганьяна «Юный безбожник» (где так же, чужими руками, на заказ, за небольшую плату, осквернялись пусть бумажные, но иконы), сколько к утопической попытке Александра Бренера совершить половой акт со своей женой у памятника Пушкину (перформанс «Свидание» 1994 года). Последний проект интересен, на мой взгляд, не нарушением еще одной общественной нормы, а экспериментальным переопределением границ дозволенного от первого лица: при попытке нарушить табу цензором и носителем морали выступило само тело Бренера (главным моментом акции было искреннее признание автора: «Не получается!»). Интересно, дрогнет ли в подобной ситуации тело фальшивого гастарбайтера?
Проект «таджиков» делает видимой границу между перформансом и театром, перформансом и ритуалом. Ведь если перформанс задуман как непродаваемый и нетиражируемый, то спектакль, наоборот, показывается многократно: система Станиславского позволяет повторить переживание. Но если повторение спектакля или песни никого не смущает, то повторение перформанса многим кажется циничным. Не потому ли Марина переименована «таджиками» в Марианну — на манер действующего лица сериала — «плохого театра»?
С другой стороны, жанр перформанса настолько разнообразен, что некоторые его виды вполне могут быть повторенными — например, известный перформанс той же Абрамович «Ритм 0» 1974 года. В нем художница предложила зрителям 72 предмета, с помощью которых они могли в течение шести часов воздействовать на нее — перформансистка же лишь пассивно воспринимала все над ней совершаемое. Этот сценарий подразумевает наполнение его каждый раз личным опытом и содержанием, поэтому в зависимости от контекста и исполнителя перформанс будет разным. В 1998 году Тимофей Костин из группы «Запасной выход» доказал это на собственном опыте, повторив перформанс Абрамович.
«Таджикский» проект показывает живучесть и разнообразие жанра, неприменимость к нему никаких жестких критериев и даже сулит неожиданные открытия. Оказывается, например, что у «услуг на заказ» тоже может быть этическое измерение. Ведь совсем не одно и то же — исполнить заказ для корпоративной вечеринки или предложить свои услуги обнищавшим во время кризиса институциям и высланным из страны художникам.
Потому предлагаю рассматривать проект как воистину антикризисный и арт-гигиенический, а «таджиков» — как «санитаров леса». Они дают жанру хорошую встряску и… надежду. Ведь создать конкуренцию звездам перформанса — значит заставить их лучше работать, поддержать жанр.
Быть может, «таджики», наконец, помогут отделить зерна от плевел: кризис (как жанра, так и экономический) на то и кризис, чтобы в нем выживали сильнейшие (читай «уникальнейшие»). Те, чьи перформансы повторить не удастся. Разве что в виде пародии, КВНа от современного искусства — чем вполне может обернуться проект «Сорняков»...
16.03.2009